| Дина Рубина "Синдром Петрушки"  Новый роман Дины Рубиной "Синдром Петрушки" соединяет в себе разные жанры — это и увлекательный, почти готический (разумеется, одно из главных действующих мест книги — Прага) роман о куклах и кукольниках, и детектив, и психологическая драма. Можно сказать, что "Синдром Петрушки" — это еще один "новый этап" в творчестве известной писательницы (ибо так же говорили про предыдущий ее роман — интеллектуальный триллер, арт-детектив "Белая голубка Кордовы"). Но с другой стороны, вот эта история кукольника Петра (Петруши), полная исторических аллюзий и культурных реминисценций, это Рубина, которую мы знаем до "Белой голубки Кордовы". Новизна же здесь того же свойства, что в "Голубке" — быстро разворачивающееся действие, широкая география этого действия, использование автором приемов триллера и детектива. Дина Рубина весьма популярна в России и за ее пределами. Принадлежит ли она к "русской литературе"? И да, и нет. Да — потому что ее родной язык русский, и пишет она книги на русском. Нет — потому что живет в Израиле, разъезжает по разным странами Европы, использует в творчестве совершенно иной культурный дискурс, не российский, и значит, как бы и не русский, скорее, западный, европейский. И даже национальность и гражданство здесь не явлются определяющим фактором. Рубина здесь не вполне последовательна. Вот предельно последователен был Набоков, перешедший на английский язык и ставший американским писателем. Но может, это и к лучшему для Рубиной как писателя? Где-то вот здесь в ее личностном и творческом раздвоении — в плане принадлежности к разным культурам — кроется секрет успеха. В последних романах у Рубиной интересные главные персонажи — творческие личности, которые, так сказать, имеют непростые отношения с окружающим миром. Герой "Белой голубки Кордовы", Захар Кордовин — выходец из семьи советских интеллигентов, эмигрант, живущий в Израиле и в Испании, знаток искусства, гений художественной подделки, влюбленный в живопись фальсификатор с душой истинного художника, интеллектуал-авантюрист, обаятельный мошенник, создающий шедевры, копии, которые лучше оригиналов. Кукольник Петр, о котором рассказывает новый роман "Синдром Петрушки", тоже личность в высшей степени необычная. Талант, которому тесно в рамках обыденности. Страсти и здесь "рвут" героев. Человек и кукла, кукольник и взбунтовавшаяся кукла, человек как кукла (в руках судьбы? руках Творца? в подчинении семейной наследственности?) — глубокая и многомерная метафора представлена в этой книге.[l][/l] [/c] Стиг Ларссон "Девушка с татуировкой дракона"  Стиг Ларссон – сенсация мирового книжного рынка, новая звезда на небосклоне европейской литературы, талантливый шведский писатель и журналист, ставший феноменально популярным благодаря своей трилогии «MILLENUIM», открывший для читателей всего мира не только новый формат современной качественной прозы, но и обнаживший многие злободневные проблемы общества на примере современной Швеции.
Сорок лет загадка исчезновения юной родственницы не дает покоя стареющему промышленному магнату, и вот он предпринимает последнюю в своей жизни попытку — поручает розыск журналисту Микаэлю Блумквисту. Тот берется за безнадежное дело больше для того, чтобы отвлечься от собственных неприятностей, но вскоре понимает: проблема даже сложнее, чем кажется на первый взгляд.
Как связано давнее происшествие на острове с несколькими убийствами женщин, случившимися в разные годы в разных уголках Швеции? При чем здесь цитаты из Третьей Книги Моисея? И кто, в конце концов, покушался на жизнь самого Микаэля, когда он подошел к разгадке слишком близко? И уж тем более он не мог предположить, что расследование приведет его в сущий ад среди идиллически мирного городка. А. Ильичевский "Перс" Сказать, что роман хороший – не сказать ничего.
Да и как он может не понравиться женщине, если в нем есть такие слова:
«Мне вообще кажется, что женщина больше человек, нежели мужчина. Я совсем не за матриархат, но я за парадокс человечности, а ей в женщине привольней, чем в мужчине. Женщины мне кажутся тайным спасательным отрядом, до поры до времени дремлющим, чтобы вдруг однажды оказать человечеству решающую помощь милосердия». Чтение «Перса» требует времени, внимания, погружения и его обязательно нужно одолеть от начала до конца, потому что текст этот соткан из тонких, но многочисленных сюжетных и ассоциативных нитей. В романе нет лихо закрученного сюжета, он разворачивается медленно, на фоне библейских и историко-литературных параллелей.
Автор дает свою версию причин конфликта западного и восточного мировосприятия. Проще и интереснее будет читать «Перса» тем, кто хорошо знаком с творческой биографией Велимира Хлебникова и его «Досками судьбы» - скрижалями новой веры Государства времени, где поэт сообщает открытые им законы повторяемости в истории одних и тех же событий и воплощений одних и тех же личностей.
Если я обращу человечество в часы
И покажу, как стрелка столетий движется,
Неужели из вашей времен полосы
Не вылетит война, как ненужная ижица?
Там, где род людей себе нажил почечуй,
Сидя тысячелетьями в креслах пружинной войны,
Я вам расскажу, что я из будущего чую,
Мои зачеловеческие сны. Иличевский в своем романе намекает на воплощение в образе Хашема Сагиди, не много ни мало, самого Мессии (Иисуса Христа). Из аннотаций к роману А. Илличевского «Перс»:
Молодой ученый Илья Дубнов, гражданин США, после тяжелого развода с женой отправляется на Каспий, в места своего детства. Там, на задворках бывшей советской империи, он встречает школьного друга, Хашема Сагиди, выходца из Ирана. Природный человек, он живет в заповеднике, обучает соколов охоте… и однажды его пути пересеклись с самим Принцем, идеологом мирового терроризма.
Роман-травелог о смерти и любви, о соколиной охоте, черном золоте, реформе ислама, степи, пустыне, путешествиях… Цитаты:
«Красивые тела встречаются гораздо реже, чем красивые души. Не понимаю тех, кто пренебрегает реальным ради духовного. Как они называются? Как? Спиритуалисты?» «Сокол сам по себе – зрелище священно-таинственное. Эта птица поглощает взгляд и возвращает его в душу преломленным. Разящий полет и величественно-кроткая неподвижность трогают в душе какую-то особенную струну гордости.» «Люди в нечеловеческих условиях малочеловечны, это правда. Прежде чем требовать от людей добра, их надо накормить. Вот почему в пустыне ни милости, ни мысли, ни человечности.»
| 
